Дождливый день прошел под знаком Кармен.
И поэтому в воздухе, в самой фестивальной атмосфере все было как бы наэлектризовано, взнуздано невидимыми вожжами; все вокруг билось и пульсировало.
В Клубе слушателей два с половиной часа говорилось об этом прекрасном, черном, жутковатом, не имеющем себе равных архетипе Кармен — о том диком, животном и яростном, что в нем есть; о том, как это самое его животное преображается через призму режиссерского театра, и преображается порой в ровно противоположное.
О том, почему опера поначалу не понравилась французам — и здесь все дело в том, что она показалась им низкой, развратной, воспевающей неприятных, отталкивающих людей — хотя сегодня нам, конечно, невозможно представить, что «Кармен» могла провалиться. Зрители настолько ее не поняли, что аплодировали только невесте Хозе Микаэле, поскольку все остальное казалось им неуместными в опере «разнузданными песенками».
И вот — начиная с классических постановок оперы и ослепительно чувственной Кармен Елены Образцовой, слушатели размышляли о том, как смерть неприятной падшей женщины из новеллы Проспера Мериме становится у Бизе настоящей трагедией, от которой были в восторге Брамс, Вагнер и Чайковский. О том, какой громадной силы симфоническим даром обладал композитор. Ляля Кандурова показала целую россыпь режиссерских постановок Кармен, в которых поднимаются жестокие темы, еще более страшные, чем человеческое безумие — глобальные темы.
Например, вот Питер Брук с постановкой 1982 года — графичный, тонкий, эскизный, превративший Эскамильо в романтического героя, а Хозе — в неуправляемого убийцу, а главной коллизией сделавший противостояние цивилизации и животного мира.
Вот каталонец Бьетто Каликст, который в своей ультрасмелой «Кармен» говорит о свободе и замкнутости, о системе, которую представляет жуткое общество солдатов, и о Кармен как о единственной бунтарке против этой самой системы.
Вот герметичная, совершенно удушливая вакуумная обстановка в постановке Мартина Кушая, который и вовсе переносит действие Кармен в воспалённое сознание Хозе, идущего на расстрел. Это немного напоминает знаменитый рассказ Амброза Бирса «Случай на мосту через Совиный ручей», где человек переживает целую жизнь в последние перед смертью минуты. Здесь Кармен — это, наконец, сама жизнь, нелепая и яростная, бьющаяся, но всегда побеждаемая смертью.
Потому-то после этой восхитительной череды мощных, титанических образов постановка, представленная вечером режиссером Павлом Сафоновым, показалась спорной и в чем-то клишированной. Она, безусловно, претендовала на некий режиссерский взгляд, объединяя в своем теле оперу Бизе, балет Щедрина и драматический спектакль о сумасшедшем режиссере Хозе, в порыве ревности убившем возлюбленную-актрису.
Однако мы буквально только что, несколькими часами ранее вышли за пределы восприятия Кармен в качестве манкой и свободолюбивой кокетки — здесь же, среди канонических юбок и алых розовых лепестков, Кармен снова вернулась в свою привычную плоскость, пусть и в нестандартной для себя ситуации растроившись на актрису, певицу и балерину.
Что же, это и неплохо — пусть будет больше Кармен: мы полюбим ее любой.
コメント